«Стой! стой!» — раздался голос, слишком мне знакомый, — и я увидел Савельича, бежавшего нам навстречу. Пугачев велел остановиться. «Батюшка, Петр Андреич! — кричал дядька. — Не покинь меня на старости лет посреди этих мошен…» — «А, старый хрыч! — сказал ему Пугачев. — Опять бог дал свидеться. Ну,
садись на облучок».
— Кто едет? — крикнул этот человек, останавливая лошадь, и, тотчас же узнав Василия Андреича, схватился за оглоблю и, перебирая по ней руками, дошел до саней и
сел на облучок.
— Да, соразмерный экипаж! — сказал один из козаков,
садясь на облучок сам-друг с кучером, завязавшим голову тряпицею вместо шапки, которую он успел оставить в шинке. Другие пять вместе с философом полезли в углубление и расположились на мешках, наполненных разною закупкою, сделанною в городе.
Осмелься кто из ее крестьян пискнуть перед ней: кликнула — заплечный мастер
садится на облучок ее повозки — летят, приехали, и по ее мановению, без дальнего суда, расправа готова.
Неточные совпадения
Его хладнокровие ободрило меня. Я уж решился, предав себя божией воле, ночевать посреди степи, как вдруг дорожный
сел проворно
на облучок и сказал ямщику: «Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай».
Дуня
села в кибитку подле гусара, слуга вскочил
на облучок, ямщик свистнул, и лошади поскакали.
— И попробую… Ты, значит,
садись в самый зад, а я
на облучок. Ну, вот так…
20-го июня. Ездил в Благодухово и картину велел состругать при себе: в глупом народному духу потворствовать не нахожу нужным. Узнавал о художнике; оказалось, что это пономарь Павел упражнялся. Гармонируя с духом времени в шутливости, велел сему художнику
сесть с моим кучером
на облучок и, прокатив его сорок верст, отпустил пешечком обратно, чтобы имел время в сей проходке поразмыслить о своей живописной фантазии.
И потом так же спокойно рассказывает о встрече со стариком, который просит его подвезти. Предлагает ему
сесть рядом с собой, но тот, бывший барский камердинер, после объявления воли выброшенный наследниками за старостью и недовольный всем, еще помнит барскую дисциплину и, отказавшись,
садится рядом с ямщиком
на облучок, ворчит и ругает все новое, даже волю.
Наконец, в переднюю кибитку, по возможности нагруженную, подобно задней, всяким добром, преимущественно конфектами в подарки,
сели мы с отцом, а во второй следовала нянька с Любинькой, а
на облучках ехали: Илья Афанасьевич и дорожный повар Афанасий, мой бывший учитель.
— Никогда мимо не проедет, — сказал опять ямщик, повернувшись
на облучке и улыбаясь. — Всегда вылезет. Постоит-постоит, опять
садится. Креститься не крестится, а, видно, молится… Когда и заплачет… Чудак, а барин хороший.
Только и тулуп не помог: как рассвело, — глянул я
на нее, а
на ней лица нет. Со станции опять поехали, приказала она Иванову
на облучок сесть. Поворчал он, да не посмел ослушаться, тем более — хмель-то у него прошел немного. Я с ней рядом
сел.
— Куда прикажете? — спросил он, усадив своего барина в простую дорожную кибитку и
садясь сам
на облучок.
20-го июня. Ездил в Благодухово и картину велел состругать при себе: в глупом и народному духу потворствовать не нахожу нужным. Узнавал о художнике; оказалось, что это пономарь Павел упражнялся. Гармонируя с духом времени в шутливости, велел сему художнику
сесть с моим кучером
на облучок и, прокатив его сорок верст, отпустил pedibusque [Пешком (лат.).] обратно, чтобы имел время в сей проходке поразмыслить о своей живописной фантазии.